«Я – человек восточный», – писал Ежи Гедройц в 1996 году Юлиушу Мерошевскому. Связавший это утверждение исключительно с литовскими корнями Редактора совершил бы ошибку.

Ведь городом детства Гедройца, родившегося в Минске, была Москва, у части его семьи было русское происхождение (он и сам женился на россиянке), а еще в нем текла грузинская кровь. «Думаю, у меня есть определенное понимание этих вещей», – писал редактор «Культуры» своему главному политическому публицисту. И не ошибался. Целые десятилетия фигура Ежи Гедройца неизменно ассоциируется с Восточной Европой, затмевая другие сферы его деятельности – взять хотя бы открытие и популяризацию выдающихся польских писателей второй половины ХХ века, а термины, или «линия», Гедройца, и сегодня встречаются в польской публицистике в дискуссиях о польской восточной политике.

Украина: впервые

Но восточные сантименты Гедройца обусловило не только происхождение. Облик Второй Речи Посполитой и ее геополитическое положение гарантировали каждому, кто начинал публичную деятельность, столкновение с проблемой украинцев, белорусского меньшинства или отношений с Советским Союзом. Так было и с Гедройцем: с национальными вопросами он столкнулся уже в университете, когда взял курс истории, чтобы отсрочить службу в армии. Он занимался тогда на семинаре профессора Мирона Кордубы, посвященном истории Украины, но, как сам признавался в своей автобиографии, переломным моментом стало – уже во время работы в Министерстве сельского хозяйства – знакомство с Гуцульщиной, которое и привело Гедройца к украинскому вопросу. Проблемы отношений польского и украинского народов были частой темой публикаций в предвоенных журналах, где Гедройц был редактором: в «Бунте молодых» и «Политике». А он сам по просьбе Министерства иностранных дел основал журнал «Восток». Но первоначально круг интересов Гедройца и его журналов ограничивался особенностями налаживания отношений и достижения взаимопонимания с меньшинствами, живущими на территории Польши, и только в 1934 году украинская проблема расширилась до вопроса независимости этого народа. И это вписывало Гедройца в контекст «прометейской» и «ягеллонской» политики, которую с переменным успехом пытались осуществлять пилсудчики. «Самостоятельный "Бунт", а позднее "Политика" не столько подняли проблему, сколько поддерживали заинтересованность ею и модифицировали пути ее решения с учетом изменений в польско-украинских отношениях и международной ситуации», – писал занимающийся деятельностью Гедройца историк Рафал Хабельский. Война и смещение границ Польши потребовали от оставшегося в эмиграции Гедройца корректировки в подходе к Востоку, но дух – то есть поиски взаимопонимания – остался.

Пространство УЛБ 

Уже в 1952 году «Культура» Ежи Гедройца опубликовала текст Юзефа Лободовского, постулирующий примирение поляков и украинцев, но, что еще важнее, решилась напечатать письмо семинариста Юзефа З. Маевского, в котором были такие слова: «Как мы, поляки, имеем право на Вроцлав, Щетин и Гданьск, так и литовцы по праву требуют себе Вильнюс, а украинцы – Львов», – а также: «Пусть же литовцы, переживающие худшие, чем мы, времена, радуются своему Вильнюсу, а во Львове пусть развевается желто-голубой флаг».

Для эмиграции, которая все еще мечтала о Польше в предвоенных границах (да и для страны, где всего несколько лет назад ходили частушки в стиле «Атомная бомба – и во Львов войдем мы»), призыв смириться с потерей этих двух священных для поляков городов был равноценен богохульству. Возмущенным голосам не было конца. Отвечая им, «Культура» кратко формулирует свою позицию: «Польша может вернуть и поддерживать свое независимое существование только как часть федерализированной Европы. Мы стоим на том, что право участия в будущем европейском федеративном союзе имеют не только народы, создававшие независимые государства в 1939 году, но и украинцы с белорусами. Учитывая опасность российского империализма – как прошлого, так и будущего, – возникновение независимой Украины и ее участие в европейском федеративном союзе является для Польши делом первостепенной важности».

Расстрелянное возрождение

Гедройц твердо придерживался избранной линии, и восточные вопросы никогда не сходили со страниц «Культуры». Он постоянно искал контактов с украинскими и российскими эмигрантами и предлагал им сотрудничество. Одним из важнейших авторов «Культуры» стал украинец Богдан Осадчук, который также помог Гедройцу наладить связи с лидерами украинской эмиграции. Еще одним аспектом деятельности в данном русле стало издание в конце 50-х гг. ХХ века антологии украинской поэзии «Розстріляне відродження». Этим проектом Гедройц снискал симпатию украинских эмигрантов и не только их. Наиболее полное выражение взгляды Гедройца получили в публицистике Юлиуша Мерошевского. В 1974 году в статье «"Польский комплекс" России и пространство УЛБ» последний писал, что Польша должна отречься от «ягеллонской концепции», которая в сознании литовцев или украинцев связана с польским империализмом. Польша должна стремиться к сотрудничеству с украинцами, литовцами и белорусами (отсюда и сокращение «УЛБ»), так как только суверенность этих народов убережет Польшу от российского империализма. Мерошевский, впрочем, считал, что и россияне смогут отказаться от империализма: «Идея самоопределения и свободы братских народов, отделяющих нас от России, с одновременным искренним отречением от любых империалистических планов, к которым стоит причислить надежду договориться с Москвой через голову этих народов, – программа такого рода могла бы вернуть польской политике независимости высоконравственный мотив, которого ей не хватает сегодня». 

Практической реализацией доктрины УЛБ была, например «Декларация по украинскому вопросу», опубликованная «Культурой» в 1977-м. Документ, подписанный русскими интеллектуалами (в том числе Андреем Амальриком, Владимиром Буковским, Натальей Горбаневской) и поляками (Ежи Гедройц, Юзеф Чапский, Густав Герлинг-Грудзиньский), постулировал солидарность с украинцами, борющимися за независимость своей страны, и необходимость ликвидации советского колониализма. То, что Гедройц к призыву отказаться от претензий на украинские земли привлек россиян, было неслыханно (впрочем, даже сейчас многие российские демократы не признают право Украины на полную независимость). И это был не первый случай, когда Гедройц вовлекался в отношения между народами Советского Союза: например, в 1966-м он пытался убедить украинских интеллектуалов, работающих в западных университетах, подписать протест против репрессирования советским государством российского писателя Андрея Синявского. Как говорил редактор «Культуры» Ивану Рудныцкому, «участие украинцев в протестной акции имело бы большое политическое значение».

В интересах Польши

Понятие «УЛБ» прочно вошло в польский язык, но его след заметен и в политической практике, где УЛБ не ограничивается тремя странами, а иногда даже означает всю Восточную Европу и Кавказ. Уже в 1981 году «Солидарность» (безусловно, в духе Мезон-Лаффита) огласила «Послание трудящимся Восточной Европы», в 1989–1991 гг. Польша, пока еще существовал Советский Союз, проводила «двувекторную» политику одновременных контактов с Москвой и все более самостоятельными республиками, в 1991 году первой в мире признала независимость Украины (к сожалению, опоздав с Литвой), а к доктрине Мерошевского и Гедройца поочередно апеллировали польские президенты Александр Квасьневский, Лех Качиньский и Бронислав Коморовский. 

С доктриной УЛБ неразрывно связана российская проблема в польской политике. Некоторые считают, что УЛБ враждебна России, но это неправда. Ежи Гедройц никогда не был носителем антироссийских взглядов, более того – надеялся на взаимопонимание с неимпериалистической Россией. А по мнению одного из выдающихся польских интеллектуалов и дипломатов Адама Даниэля Ротфельда, только сближение с Россией позволит полностью реализовать «линию» Гедройца. «Я всегда любил русскую литературу и читал по-русски почти столько же, сколько по-польски, то есть очень много», – писал Принц из Мезон-Лаффита в своей автобиографии.

«Культура» постоянно искала контактов и сотрудничества с русской эмиграцией, а Литературный институт издавал книги русских авторов. Образцом редактора для Гедройца был русский интеллектуал ХIХ века Александр Герцен, с его журналом «Колокол». «Наша задача – исполнять функцию дрожжей и продвигать определенные идеи. У Герцена тоже не было лицензии. Мы то ли изворотливее него, то ли более везучие, потому что он споткнулся на польском вопросе, а мы (пока что) держимся, продвигая идею хотя бы переосмысления принадлежности Вильнюса и Львова», – писал Гедройц Ежи Стемповскому. 

Доктрина УЛБ была в понимании Гедройца инструментом более широкой внешней политики. Предполагалось (и в высшей степени справедливо), что взаимопонимание с народами Восточной Европы – необходимое условие для безопасности будущей, суверенной, Польши. «Нашей главной целью должна стать нормализация польско-российских и польско-немецких отношений и одновременно с этим – отстаивание независимости Украины, Беларуси и балтийских государств в тесном сотрудничестве с ними», – утверждал он в «Автобиографии в четыре руки». А в интервью Барбаре Торуньчик говорил, что независимая Россия нужна Польше не меньше, чем независимая Украина: чтобы иногда вести игру вместе с одним партнером против другого. Несмотря на восточные сантименты, Гедройц смотрел на все через призму интересов польского государства. Он продвигал доктрину УЛБ, конечно, из симпатии к народам Восточной Европы, но главным образом потому, что, по его мнению, она была в интересах Польши. Также он утверждал, что позиция Польши на Западе зависит от ее значения на Востоке. И поэтому – уже после 1991 года – был сторонником сохранения отношений со странами УЛБ, даже если их руководители не оправдывали ожиданий. В интересах Польши, как считал Гедройц, было и сотрудничество с Беларусью, которой управлял Александр Лукашенко.

Это не значило, что Гедройц закрывал глаза на права человека. До самого конца жизни он был вовлечен в разнообразную деятельность в пользу демократии в Восточной Европе: в 1998 году «Культура» опубликовала «Белорусскую декларацию свободы», подписанную белорусскими интеллектуалами, а с польской стороны – в том числе Ежи Гедройцем и Анджеем Вайдой. А за год до смерти Гедройц убеждал Чеслава Милоша, что тому вместе с Виславой Шимборской стоит номинировать на Нобелевскую премию белорусского писателя Василя Быкова. «Лишним было бы объяснять тебе, что вручение этой премии белорусскому писателю стало бы, без преувеличения, революцией в Беларуси», – писал он автору «Порабощенного разума».           

Будучи сторонником польско-украинского согласия, критикуя поляков за антиукраинскую позицию, Гедройц протестовал и тогда, когда против истины грешили украинцы. В 1976 году, найдя в одном из украинских журналов неправдивую информацию о польско-украинских отношениях, он писал Ивану Кедрину-Рудныцкому: «Много всего было между поляками и украинцами – много неприятного и очень тяжелого. Но я не думаю, что стоит оперировать недостоверными сведениями. Нормализация отношений – общая цель наших народов, ради которой необходимо говорить друг другу в глаза чистую правду. Но только правду».

После Гедройца

Концепции Ежи Гедройца не следует рассматривать как не поддающиеся модификации. Он сам говорил в одном из интервью: «Наша позиция – и это видно из статей Мерошевского – постоянно переживала неожиданные изменения. В условиях одной конъюнктуры есть шансы на нейтрализацию, в условиях другой – на что-то иное. Безусловно, по мере возможности к каждой ситуации стоит приспосабливаться – хотя бы потому, что, даже если мы не можем влиять на ход событий, это заставляет людей мыслить, задумываться. Для меня это важнейшая функция «Культуры». Подтвердились ли различные концепции – уже не так важно. А сообразовываться с реальностью – важно. Как и считаться с мнением мирового сообщества».

А как на концепцию Гедройца смотрели и смотрят ее адресаты? К сожалению, ни он, ни достояние «Культуры» не пользуются широкой известностью в странах Восточной Европы. Но Гедройца знают и ценят элиты этих стран, предлагая рассматривать идею редактора «Культуры» как исходную точку. Выдающийся украинский историк Ярослав Грыцак несколько лет назад писал: «Боюсь, с Ежи Гедройцем может случиться то, что случилось со многими классиками: о них много говорят, но мало кто читает их произведения, и еще меньше тех, кто их понимает. Нам необходимо адекватное понимание Гедройца сейчас, когда его эпоха прошла. Его работы порождены определенным историческим контекстом, которого уже не будет. Многое из того, о чем он писал – хорошо ли, плохо ли, – теряет смысл в новом мире, который возник после 1989 года и – позднее – после 11 сентября 2001-го и Оранжевой революции 2004-го. Польско-украинские отношения, к счастью, улучшились, но оба народа столкнулись с новыми вызовами и угрозами. Вопрос, на который мы должны ответить, если хотим быть честны сами с собой, звучит так: что будет после Гедройца?»   

Анджей Бжезецкий – главный редактор журнала «Новая Восточная Европа» и публицист «Тыгодника Повшэхнэго».