Марек Жебровский

Ежи Гедройц: урок порядочности

Высказывание Ежи Гедройца о том, что «политика – это не таинство», цитируют часто. Но многие забывают, как важно для него было, «меняя взгляды», в то же время «придерживаться принципов». В уходящем году мы на портале чуть не пропустили 50‑ю годовщину события, показывающего, как важна была для Редактора «Культуры» в политике верность убеждениям, проще говоря – порядочность. Речь о истории украинского генерала Павло Шандрука, которому Редактор решил дать слово в июньском номере журнала за 1965 год.

От Кременца до Калиша

Павло Шандрук родился в Борсуках недалеко от Кременца в 1889 году. В царской армии дослужился до звания штабс-капитана. После Февральской революции, в мае 1917-го, в его полку был создан украинский батальон, возглавил который именно Шандрук. Став командиров бронепоезда, сражался с большевиками, а затем до 1920 года служил в армии Украинской Народной Республики. В польско-большевистской войне сражался на польской стороне бок о бок с атаманом Сымоном Петлюрой. Когда Красная армия в ноябре 1920 года разбила силы УНР, а около 19 тысяч украинских солдат было эвакуировано в Польшу, Шандрук попал в лагерь для интернированных № 10 в Калише. Будучи с самого начала вовлеченным в общественную и политическую жизнь украинской диаспоры, в полной мере свою деятельность он развил после 1926 года, который для данного сообщества стал по-настоящему переломным. Если (как вспоминал сам Шандрук) ранее начальник Генерального штаба, генерал Станислав Шептыцкий, к украинскому генералу Володымиру Сальскому обращался со словами: «Выметайтесь из Польши, голодранцы!» – то после Майского переворота украинские союзники были практически уравнены в правах с польскими ветеранами. И именно украинским союзникам уже в мае 1921 года маршал Пилсудский во время инспекции лагеря № 10 сказал: «Примите мои извинения, господа, примите мои искренние извинения».

Контракт и честь

В 1927 году Шандрук вошел в состав Штаба министра по военным делам – штаба, действовавшего «под прикрытием исторических исследований (…) в польском Военном историческом бюро, которое возглавлял генерал Юлиуш Стахевич». С одним из документов этого периода – проектом состава Штаба министра с фамилиями его сотрудников, в том числе Павло Шандрука – можно ознакомиться на сайте Института Юзефа Пилсудского в Нью-Йорке. Это не значит, что научная деятельность Шандрука была фикцией: только для «Военной энциклопедии» под редакцией Оттона Лясковского он написал около 80 статей, содержание которых, как подчеркивал Шандрук годы спустя, никто не цензурировал. А в 1933 году вышел его труд «Украинско-российская война 1920 года в документах». В тот же период он, будучи участником «Прометея», познакомился со многими политиками, близкими к этому движению, в том числе, как он сам утверждал, – с Ежи Гедройцем.

Амбициозный украинский военный (хоть и было ему тогда уже 48, а немного ранее он закончил Радиотелеграфный институт), Шандрук в 1936 году вступил в польскую армию, «чтобы учиться». Поскольку в Высшую военную школу принимали офицеров от поручика до майора, ему пришлось подтверждать свое воинское звание: украинский генерал-хорунжий стал польским офицером-контрактником в звании майора. В 1938 году Шандрук закончил ВВШ и подписал очередной контракт – уже в ранге подполковника.

Сентябрь 1939-го застал его в 18-м пехотном полку, где он был заместителем командира. И хотя контракт давал ему возможность уволиться со службы, если вспыхнет война, как вспоминал он сам, «для меня было немыслимо носить польский мундир – и снять его тогда, когда Польша попала в беду». Вызванный в Варшаву из Иновроцлава, где он следил за подготовкой к обороне, Шандрук попал под Красностав, где полковник Ян Братро собрал солдат из разных подразделений, создав 29-ю пехотную бригаду. Многим солдатам этой бригады спас жизнь начальник ее штаба, фактически руководящий самой бригадой – собственно Павло Шандрук. Приказом генерала Б. Ольбрыхта ему было поручено командование объединенными группами: полковника Братро, полковника Вани, полковника Шулевича, полковника Гумовского и батареей поручика Ляшкевича. В битве пол Лабунями группа полковника Братро оказывала мужественное сопротивление немцам вдоль шоссе Замость – Грубешов, а когда это стало невозможным и поступил приказ об отступлении из того района, полковник Шандрук «…лично отправился на позиции передних батальонов, чтобы представить их командирам план отступления (…) Поскольку полковника Братро на командном пункте уже не было, этот приказ передали подполковнику Шандруку, который, получив его, лично проследил за последующим отводом батальонов с позиции. Отступление происходило уже под сильным обстрелом немецкой артиллерии и при окруженном фланге, к которому приближались немецкие бронемашины. Положение бригады было совершенно безнадежным, однако войска счастливо вышли из ловушки, избежав уничтожения в значительной мере благодаря личному вмешательству полковника Шандрука, его дальновидности, энергии и отваге». 

В Третьем Рейхе

Раненный в бою, Шандрук попал в плен. По причине тяжелого состояния его отправили в госпиталь в Кельцах, а потом выписали домой, и Шандрук вернулся к жене в Скирневице. В начале 1940 года, по доносу бывших коллег – украинских офицеров, Шандрук был арестован гестапо и провел в заключении более полугода. В 1941‑м вернулся в Скирневице и стал руководителем местного кинотеатра. По собственным воспоминаниям (что многократно подтверждал, среди прочих, выдающийся невролог, профессор Ежи Кульчицкий, знавший Шандрука еще до войны), в тот период Шандрук был тесно связан с польским подпольем, а в кинотеатре всегда работало несколько человек, которым грозил угон в Германию. Кстати, после вторжения российской армии жена генерала Шандрука скрывалась, а позднее сбежала в Берлин – именно благодаря помощи подполья Армии Крайовой.

В 1941 году, перед нападением Гитлера на СССР, Шандрук оказался в окружении людей, которые – как посчитали немцы – были не против сотрудничать в рамках Украинского национального комитета. Его убеждали, что их цель – создание украинского государства. Спустя годы он писал: «Всё это было для меня большой и неприятной неожиданностью. Тогда я уже успел повидать, что творили немцы в Польше, и не мог надеяться на их добрые намерения в отношении Украины». И всё же в итоге Шандрук оказался в Румынии в качестве советника. Через несколько дней после нападения на СССР, успех которого удивил самих немцев, последние сочли, что «ни украинские генералы, ни украинские политики» Третьему Рейху без надобности, и Шандруку разрешили вернуться в Скирневице.

В конце 1944-го генерал Павло Шандрук получил депешу от президента Украинской Народной Республики на эмиграции Андрия Ливыцкого, который приказал ему немедленно ехать в Берлин. Ливыцкий попросил Шандрука возглавить Украинский национальный комитет – орган, призванный сотрудничать с немцами, чтобы не скомпрометировать этим сотрудничеством эмиграционное правительство. Спустя годы Шандрук вспоминал, что сначала эта идея показалась ему абсурдной: «В последние часы войны – с какой целью? Но когда мне рассказали, в каком положении находятся украинцы на работах в Германии или на службе в немецкой армии, в частности, о положении 1-й Украинской дивизии, я сдался. Главное – спасать!» После долгих переговоров – целью которых было, среди прочего, сохранение независимости от Комитета освобождения народов России генерала Власова – Комитет был создан и 15 марта 1945 года признан немецким МИДом как официальное представительство украинских политических сил. Через два дня члены Комитета встретились единственный раз, чтобы передать все гражданские и военные полномочия генералу Шандруку. Также он возглавил Украинскую национальную армию, призванную сплотить всех украинских солдат, сражающихся в немецких подразделениях. Шандрук приступил к делу немедленно: «(…) я послал надежных людей (в том числе генерала Крата) в украинские подразделения (УОА – Украинская освобожденная армия), чтобы они безотлагательно устранили немецких командиров и вместе с подразделениями перешли на сторону союзников. В случае, если это было не возможно, они должны были приказать солдатам сложить оружие и рассеяться. А в немецкой армии украинцев было, даже по немецкой статистике, более 220 тысяч ч[еловек]. Второй задачей, которую я себе поставил, была переправка всех наших политических и общественных деятелей, институций, духовенства и т. д. на запад, чтобы они как можно скорее оказались на территории союзников в качестве моих посланников и спасли себя». 19 апреля 1945 года Шандрук добрался до находившейся неподалеку от австрийского Граца 1-й Украинской дивизии, как с того момента его приказом стала называться «14 Grenadier-Division der Waffen SS (1 Ukr. Div.)», именуемая также «Галичиной». Солдаты принесли присягу на верность Украине и нашили на шапки значки с «трезубцем». 8 мая Шандрук отвел свои подразделения от линии фронта и приказал готовиться к выступлению на запад, где они должны были перейти реку Муру. В то же время он послал нарочного с письмом генералу Владиславу Андерсу с просьбой о интервенции к англичанам. 10 мая дивизия вошла на территории, уже занятые англичанами и американцами, а затем была интернирована в Италию, где стояла Армия Андерса. Вероятно, Шандрук встретился тогда с последним, ходатайствуя о спасении своих солдат (многие из которых были гражданами Второй Речи Посполитой) от выдачи их россиянам. Это удалось и благодаря выхлопотанной архиепископом Иваном Бучкой поддержке папы Пия XII. Если именно такую цель поставил себе Шандрук несколькими месяцами ранее, когда принимал предложение возглавить Украинский национальный комитет, то эта цель была достигнута.

«Военной доблести»

Под своей деятельностью во время Второй мировой войны Шандрук поставил своеобразную точку, написав в 1947 году в уже цитированном выше письме генералу Тадеушу Пелчиньскому: «Есть еще один – мне кажется, очень важный – вопрос. Когда я командовал группой войск под Замостьем, то за битву под Краснобродом 26 сентября 1939-го, несомненно героическую, представил к боевой награде ряд польских офицеров: полковника Яна Филиповича – к «Virtuti Militari V», капитанов Яна Гурецкого, Казимира Залесского, Тадеуша Кшишковского, поручика Хойновского, подпоручиков Зыгмунта Седлецкого и Кашевского – к Кресту храбрых. Понятое дело, бумаги утеряны, но мне кажется, что было бы справедливо эти награды восстановить».

Он и думать не мог тогда, что почти двадцать лет спустя и его грудь украсит орден «Virtuti Militari» той самой пятой степени и что благодаря этому о нем узнают многие поляки, которые в ином случае никогда не услышали бы даже его фамилии. О том, что генерал Андерс наградил Шандрука орденом «Virtuti Militari», эмиграционная пресса написала только в 1964 году, хотя распоряжение президента Республики Польша об этом датировано 17 марта 1961 года. Копию подтверждающего это свидетельства Министерства национальной обороны опубликовал «Народовец» 17 апреля 1965 года.

Одним из первых эту новость обнародовал «Дзенник Польски» из Детройта, за ним, среди, прочих, – «Вроцлавский Тыгодник Католиков» (С. Н., «Virtuti Militari – генералу СС», 25.10.1964), вышеупомянутый «Народовец» (Станислав Юзвяк, «Кто наградил Павло Шандрука, командира дивизии СС «Galizien», польским орденом «Virtuti Militari», 17.11.1964), «Наш Знак» (Стефан Мережка, «Virtuti Militari на груди командира SS-Galizien», № 4/1964), «Закон и Жизнь» (Яцек Вильчур, «Virtuti – эсэсовцу», 31.01.1965) и другие. Нарастающую волну критики по отношению к награждению Шандрука «Virtuti Militari» заметил Ежи Гедройц и посчитал, что оставаться равнодушным нельзя. 3 января 1965 года он писал Ежи Стемповскому: «Не знаю, обратили ли Вы внимание на травлю генерала Шандрука, вызванную тем, что ему дали "Virtuti Militari" (Андерс) за сентябрьскую кампанию, во время которой он командовал пехотной бригадой. Травлю начала проваршавская пресса ("Новый Знак" [должно быть "Наш Знак" – прим. авт.] в Швеции, "Обличэ Тыгодня" и др.), а теперь ее подхватила «Литературная газета». И Андерс, и генерал Пелчиньский боятся затрагивать эту тему и как будто воды в рот набрали. Поскольку я очень ценю Шандрука, то считаю необходимым выступить в его защиту. При посредничестве полковника Яна Ковалевского мне удалось добыть материалы на эту тему. Впрочем, у меня есть дневники Шандрука, вышедшие в США в 1959 году. Шандрук уже очень стар и живет в нищете. Думаю, выступить в его защиту поляки просто обязаны, а кроме того, это может вызвать большой резонанс среди украинцев, исправив ту лондонскую глупость. Может, Вы согласитесь написать об этом в мартовский номер? (…)». В итоге, однако, «Культура» осветила этот вопрос только в номере за июнь 1965 года, опубликовав фрагменты дневников генерала с комментарием Марьяна Камиля Дземановского и пояснениями редакции, «за что генерал Шандрук получил "Virtuti Militari"». Заканчивалась публикация словами о том, что «для спасения армии он сделал намного больше, чем можно было ожидать от рядового командира в подобной ситуации. Во время военных действий 1939 года подполковник Шандрук всегда вел себя как преданный и отважный офицер. И в результате был после войны награжден крестом "Virtuti Militari"».

То, что «Культура» взяла Шандрука под защиту, не прошло незамеченным: одному-единственному номеру посвятили целый цикл статей как издания ПНР, так и те зарубежные, которые эмиграция считала связанными с режимом, – среди прочих, «Жизнь Варшавы» («Гномы и душегубы», 17 августа 1965), «Трибуна народа» («Восхваление коллаборационизма и предательства», 20 июня 1965), «Вечерний экспресс» («Споры о взглядах украинского эсэсовца, 24 июня 1965), «Обличэ Тыгодня» («Гитлеровский генерал и его защитники из парижской «Культуры», 1965, № 332). Издаваемый в Швеции «Наш Знак», который с одобрения режима обвинял Ежи Гедройца в финансовых злоупотреблениях во время работы последнего в посольстве Польши в Бухаресте в начале войны, смешивал оба этих случая, начиная статью «В западне» (№ 9, сентябрь 1965 г.) следующими словами: «Упрямо замалчивая собственные бухарестские финансовые махинации, Ежи Гедройц решил лично выйти на ристалище в защиту бывшего украинского эсэсовца Павло Шандрука».

Но никакие нападки тайно или явно прорежимных журналов не были для Гедройца такими болезненными, как реакция одного из его ближайших сотрудников Бориса Левыцкого, о чем упоминает в своей статье Богумила Бердыховска. Еще перед публикацией материалов, посвященных Шандруку, когда Гедройц искал авторов, готовых написать об этом, Левыцкий был решительно против таких начинаний: «Я думаю, делом Шандрука заниматься не стоит. Тут всё неясно и запутанно, и лучше не провоцировать последствий, которые могут оказаться "Культуре" невыгодны, – писал он в письме от 30 ноября 1964 года. – Украинские эмигранты сами виноваты, что не решились на жесткую критику всего случившегося во время войны на немецко-украинских рубежах. Каждого, кто отваживается нарушить или хотя бы затронуть это табу, просто «сметает» ошеломляющей солидарностью нашей эмиграции – на которую, следует заметить, мы не решаемся в делах элементарных, а иногда и решающих для нашей жизни». А реагируя на публикации «Культуры», Левыцкий опять метал в Гедройца молнии: «Мне кажется, размещение воспоминаний Шандрука было роковой ошибкой. Это даже не воспоминания – это попытка оправдать отвратительное и никому не нужное сотрудничество с нацистами, попытка примитивная, полная искажений и лжи», – настаивал он 30 июня 1965-го. Отвечая ему 6 июля, Гедройц пытался спокойно изложить свое видение: «Генерал Шандрук был польским контрактным офицером, его наградили польским военным орденом, и когда на него начались нападки со стороны Варшавы и эмиграционной прессы, инспирированной Управлением безопасности (…) я посчитал своим долгом дать ему возможность объясниться. Невзирая на то, хорошо я поступаю или плохо. По некоторым вопросам у нас сложилось что-то вроде террора общественного мнения, подчиняться которому у меня нет ни малейшего желания, тем более что этот террор практически всегда выгоден только одной стороне». Но эти доводы не убедили Левыцкого, который в ноябре – декабре 1965-го пригрозил Гедройцу прекращением сотрудничества: «(…) Я хотел бы повторить, что публикация бестолковых и лживых коллаборационистских рассуждений господина Шандрука было роковой пощечиной по отношению к одной из политических линий «Культуры». Никаких табу Вы не нарушили, так как настоящее табу – низкое поведение части украинской интеллигенции во время оккупации (…) Статья господина Шандрука вообще не имеет ничего общего с каким-либо табу – или этот факт малозначителен по сравнению с тем, что, по моему мнению, просто нельзя печатать в прогрессивном журнале, рядом с материалами, написанными в наших странах и переправляемых на Запад, и т. д. и т. п., такие статьи, как статьи Шандрука. (…) Если Вы считаете мое сотрудничество важным для «Культуры», его условием будет публикация моего письма в редакцию в связи со статьей Шандрука, но вынужден предупредить, что для некоторых кругов это письмо станет весьма малоприятным документом». Эти угрозы стали для Редактора печальным сюрпризом, и в письме от 8 декабря 1965 года он в очередной раз объяснял: «У меня большие опасения, что с Вашей стороны по отношению к генералу Шандруку существует некое недопонимание. Я не пытаюсь ни обелить, ни оправдать деятельность генерала Шандрука, так как не это является целью польского журнала. Генерал Шандрук был польским контрактным офицером, который отлично себя зарекомендовал, в том числе в сентябрьской кампании 1939-го. За эту кампанию его наградили «Virtuti Militari», и данное награждение вызвало небывалую активность в коммунистической и советской прессе. Я посчитал нужным и, если хотите, демократичным объективно осветить причины награждения и дать Шандруку возможность озвучить свою позицию. (…) Я глубоко убежден, что поступил правильно и честно, и для меня будет потрясением, если Вы, несмотря на эти доводы, посчитаете дальнейшее сотрудничество с «Культурой» невозможным». Но Левыцкий всё же приостановил сотрудничество с ежемесячником почти на пять лет, а в какой-то момент даже предложил создать группу, которая рецензировала бы материалы по украинской проблематике. В этой группе помимо себя он видел Богдана Осадчука и Ивана Кошеливца. Для Гедройца это было абсолютно неприемлемо и, скорее всего, стало причиной резкого ответа 13 марта 1966 года: «Что касается Шандрука, то к тому, что я писал Вам ранее, мне добавить нечего. Не для того я сижу в эмиграции и борюсь с коммунизмом, чтобы действовать их методами. В суть дела не углубляюсь, так как не знаком с ним и не компетентен настолько, чтобы его оценивать. Генерал Шандрук был польским контрактным офицером, получил высшую воинскую награду, подвергся травле, и я посчитал, что будет честным и справедливым дать ему возможность защититься. (…) Может, я ошибаюсь, но для меня это и есть демократия».

По прошествии времени шум затих, и сам Шандрук считал, что главная заслуга в этом принадлежит Редактору «Культуры». «Ты, конечно, помнишь, как твои соотечественники хотели меня повесить за "ВМ" [Virtuti Militari – прим. авт.], а мои – почти повесили, но после того, как на мою защиту решительно встал Редактор Ежи Гедройц, поляки замолчали, а моим соотечественникам пришлось передо мной извиняться», – писал он полковнику Станиславу Жоховскому 18 января 1968 года.

В случае же сомнений в обоснованности награждения Шандрука орденом «ВМ» можно ознакомиться с его письмом майору Ежи Пониковскому от 20 февраля 1947 года, которое было опубликовано в «Зэшитах Хисторычных». Среди прочего Шандрук писал: «Я, господин майор, не принадлежал и никогда не буду принадлежать к какой-либо партии или организации, я – украинский патриот, видящий возможность существования украинского государства, а, возможно, и народа в идее тесного польско-украинского политического и военного сотрудничества. Я сражался за Польшу, так как считал, что тем самым сражаюсь за Украину. Надеюсь, к этому мы больше возвращаться не будем. Если же возникнет необходимость сражаться за Польшу снова – буду сражаться! По тем же причинам. Кроме того, я Вам уже говорил, что Польша была для меня второй Родиной».