Если взглянуть на историю Польши с высоты птичьего полета, потрясает огромное число противоречий. Государство и народ возникли из родственных племен, объединенных при помощи силы первыми властителями, Мешко I и Болеславом Храбрым. В силу изначальных противоречий и территориальных различий это государство довольно долго оставалось раздробленным и неоднородным. Кроме того, страна разрывалась между Востоком и Западом, что иллюстрирует история пястовской династии, к которой так любят обращаться польские националисты. Все монархи женились попеременно то на русских, то на немецких принцессах, влияние которых, в том числе на политику, было огромным. Кто, например, спас династию и сохранил корону для Казимира Восстановителя, если не его мать Рыкса, чья роль нам малоизвестна, а образ искажен до такой степени, что когда немцы предложили перенести ее остатки в Польшу, запротестовал сам кардинал Стефан Вышинский.
Польша в своей истории не раз демонстрировала примеры удивительного либерализма: приняла евреев и дала им права, когда их преследовали во всей остальной Европе; во времена триумфа контрреформации позволила протестантам из самых разных стран, даже антитринитариям, практиковать свою веру; приняла под свою опеку Киево-Могилянскую академию. Однако Польша доказала и свой религиозный фанатизм, приведший к борьбе с гуситами, что перечеркнуло шансы на союз с чехами, а позднее проявилось в преследовании иноверцев.
Характерной чертой нашей внешней политики была постоянная зависимость от других центров, от Ватикана или от Габсбургов, связанная одновременно с огромной провинциальностью. Напрасно мы ввязались в войну с Турцией. Победа под Веной была большим военным успехом, но политической ошибкой. Позднее, в течение всего XIX века, именно Турция была одним из важнейших центров нашей борьбы за независимость.
При всем при этом привлекательность Польши не может не удивлять. Мы сумели поглотить немецких колонистов, из которых вышло польское мещанство, ассимилировали значительную часть еврейской интеллигенции, полонизировали литовские и украинские элиты. Мы страна, которая делит своих героев с соседями: Адам Мицкевич — великий польско-литовский поэт, Тадеуш Костюшко и Ромуальд Траугутт принадлежат и полякам, и белорусам. Этот список можно продолжить.
В этой странной головоломке кроется наш великий шанс. Этот шанс может дать нам наша восточная политика. Не впадая в национальную мегаломанию, мы должны вести самостоятельную политику, а не быть подручными Соединенных Штатов или какой-либо другой мировой державы. Нашей главной целью должна быть нормализация польско-российских и польско-немецких отношений, а одновременно — защита независимости Украины, Беларуси и прибалтийских государств в тесном с ними сотрудничестве. Мы должны понять, что чем сильнее будет наша позиция на Востоке, тем влиятельнее мы будем в Западной Европе.
Для истории Польши характерна старая тенденция — стремление ослабить исполнительную власть: знаменитое «pacta conventa», анархическая золотая свобода, «liberum veto». Прежде всего мы должны изменить ментальность народа. Необходимо усилить исполнительную власть и контроль над ней Сейма. Необходимо так перестроить парламентарную систему, чтобы исключить из нее частные и партийные интересы. Это требует установления правового государства и упорной борьбы с коррупцией во всех ее видах и ипостасях. Нам необходима пресса одновременно и свободная, и связанная чувством ответственности. Необходимо отделить Церковь от государства. Необходимо уважать права наших национальных меньшинств. Мы должны помнить, что это условие наших хороших отношений с соседями. Отдавая себе отчет, что католичество является религией значительного большинства, мы должны заботиться о евреях, магометанах и протестантах, а также о православии — вероисповедании многих польских граждан, а вместе с тем религии, доминирующей в России, Украине и Беларуси.
Таков общий образ моей концепции Польши, за реализацию которого я боролся всю жизнь.
Ежи Гедройц
«Автобиография в четыре руки», 1994